Утром были планы. На день, на неделю, на будущий год. Последнее время нездоровилось. Решил мимоходом заехать провериться в районной поликлинике в Олимпийской деревне. Повезло. Есть возможность через час сделать КТ. Но вот неприятный сюрприз. Двусторонняя пневмония. При ковиде до точки невозврата от нескольких часов до нескольких суток. Время пошло. «Скорую» вызываем? А как же планы, обязательства. На работе надо бы предупредить. С домашними посоветоваться. Ну, если нет, так подпишите отказ от госпитализации.
«Газель», погромыхивая жестяным нутром, неспешно и уверенно катит по «выделенке». За тусклым стеклом задней дверцы «скорой» привычный мир. Он все дальше. Краски блекнут. Изображение перед глазами плывет. Но я еще как все. В кресле еду, не в лежачем положении. Две миловидные докторши, родом из Ульяновска, везут меня в 4-ю инфекционную имени Сеченова. Везут сдавать. По накладной.
Невозможно согласиться вдруг, что ты больной, когда привык всегда быть сильным. От тебя ждут помощи, поддержки, на тебя рассчитывают. Еще теплится надежда. Это недоразумение и сейчас все прояснится. Мир обратно станет цветным.
Приемный покой. Статус присвоен. Больной. Ограничение дееспособности. Потеря общепризнанных мировым сообществом гражданских прав и свобод. Распишитесь. Условия принимаю. Клик. Вещи берите и за мной. Лифт. Из палаты не выходить.
В палате четыре койки. Четыре баклажана ничком. Один из них я. Над головой каждого на стене кислородные аппараты негромко гудят и булькают. Подушка под животом. На лице маска кислородного аппарата. Дышать. Дышать! Дышать!!!
Воздух из маски давит. Легкие наполняются. А мы его обратно выдыхаем. Он опять. А мы снова. Арбайтен! Считаем, как на веслах в дальнем шлюпочном походе, «два-а-а-раз, два-а-а-раз». Как Пьер считал шаги, когда вели его пленным от Москвы в сторону Смоленска. Это испытание. Не навсегда. Надо выдержать. Смирение, терпение.
А кто не будет стараться самостоятельно дышать изо всех сил и разрабатывать легкие, тому будет ИВЛ. Страшный ИВЛ. Приговор, высшая мера наказания. Искусственная кома, памперс, резиновая кишка с отсосом через горло в легкие протянутая. С ИВЛ возвращаются, как с того света. Еще сильно повезти должно, чтобы вернуться. Так говорят.
Не отвлекаемся. Дышим, дышим и дышим. Разрабатываем легкие. Не даем «короне» превратить их в бессильные тряпочки. Уменьшаем процент поражения. Еще вдох-выдох. Еще миллиметровый шажок от страшной черты.
Мысли лезут. Остались невыясненными отношения с любимой женщиной. Мама просила привезти ей полочку для кухни, все собирался, да не собрался. Как там на работе. И что будет с детьми, если…
Ангелы в белых комбинезонах с голубыми прошивками по швам почти все время тут. Видны только глаза за пластиковыми стеклами. Иголками колют в живот, в руку, в попу. Капельница. Анализ крови. Электрокардиограмма. Контроль температуры, давления. Таблетки. Наполняемость крови кислородом. Кто они, люди или?.. Гюльчатай, открой личико. Бред у меня. Ох, как крутит!
Короткая, теплая, июньская ночь кажется ледяной полярной вечностью. От озноба колотит крупной дрожью. Дышать, дышать!
Из нормальных людей ковид превратил нас в слабых и беспомощных доходяг, что едва можем самостоятельно пройти по палате нескольких шагов от своей кровати до столика. Вынуждены просить других подать чашку с водой, потому что совершенно нет сил. Руки дрожат и не хватает воздуха.
Все прежние заслуги и достижения не в зачет. Вместе с одеждой слетают. Лежишь голенький, прильнув к кислородному аппарату. И дышишь, дышишь. Сам выгребаешь, проявляешь жажду жизни. Без жалости к самому себе. Иначе ИВЛ, понятно?!
Вокруг, правда, ангелы летают. Их не интересует, кто ты был до них. Раз поступил в их объятия, спасают тебе жизнь и здоровье. К ним полное доверие. Иначе нечего было и приезжать сюда.
Наверное, зачем-то нужно было свезти нас, незнакомых людей, с разных концов Москвы в эту 319-ю палату. Сложить и запереть тут, в двадцатиметровой комнате. И чтобы считали мы каждый свой напряженный вдох и слушали хриплое дыхание человека на соседней койке, как свое собственное. Вдох как общая победа команды. Для нас это сейчас дороже всех богатств на свете.
Больница не спит. Она вообще не спит. Никогда. Работает, лечит людей. Больные сюда не отдыхать приходят, а лечиться. Работать. Даже когда баклажаны. Дышать не забываем! Дышать за вас кто, Пушкин будет? Вдох-выдох!
В больнице себе не принадлежишь. Никогда не можешь побыть один и в тишине. Частная жизнь исключена. Ты всегда на виду. Всегда под наблюдением. Правильно ли лежишь на животе, прилежно ли дышишь. Вокруг тебя всегда какое-нибудь движение. К тебе в любой момент могут залезть иголкой в вену, зондом в легкие или куда еще им, ангелам, покажется нужным. Если ты не против, конечно.
Гордость и чувство собственного достоинства не мешают твоему телу жить своей жизнью. Твои биология и физиология никого не удивляют. Но и ты не раздражайся на других. Будь терпимым и терпеливым. Прими как есть. Туалет с душевой кабинкой рядом. Не запирается. Не положено.
Рома рукой машет. У него упала с вертикальной стойки-подставки прозрачная груша, из которой в капельницу по трубке поступает. Не зови ангелов, Рома. Они поесть пошли. Сами справимся.
Сквозь обтягивающий комбинезон видно, как на худощавой спине доктора Максима Владимировича от дыхания двигаются лопатки и ребра. Через респиратор, с усилием, втягивает доктор в себя жаркий московский воздух. По 10-12 часов он с нами каждый день. Сам больных на коляске на КТ возит. В горку бегом. По выходным звонит в палату закрепленным за ним пациентам, подробно расспрашивает о самочувствии, дает рекомендации. Если что-то экстренное, примчится. Молодой еще, а жизней наспасать успел кучу. Хорошая карма. Они такие, эти ангелы.
Обед принесли. Баклажаны отцепились от масок, потянулись к тележке с раздачей. Сразу видно, у кого армейский или походный опыт. Умение организовать личный быт в тяжелых условиях. У Кости и Ромы чашка-ложка-ножик свои. Антон с пустыми руками, казенное просит. Подняться с койки не может. Ладно, лежи, принесем тебе.
Больничная еда предмет особый. Раз все условия принял, то и еду прими. К ней уважительно. Сделана разумно, чтобы без неожиданностей. Подпитать организм. И только. За деликатесами не сюда. Про аппетит вспоминать будем дома. Здесь по возможности надо съесть все, что дают. Такой порядок. Общество чистых тарелок. Но никто не запрещает своего добавить. В холодильнике у каждого полка. Остальное на столике. Решили общий котел.
Косте привезли огромную кучу еды. Яблоки, бананы, печенье, конфеты, батареи бутылок с разной водой. Это на всех, сказал. Лопайте, парни. Нам поправляться надо.
Наступление сумерек считается сигналом отбоя. Верхний свет нам без нужды. Хватает дневного. А ночью хватает света из коридора через матовое стекло двери. Книги читать пока недосуг. Лежим и дышим.
В шесть утра приходят ангелы. Дают градусники, пластиковые коробочки с таблетками в отсеках на утро, день, вечер, ночь. Делают уколы. Хвалят за прилежание.
Постепенно болезнь отступает. Возвращаются силы. Костя оказывается руководителем одной из организаций городского хозяйства. У него в подчинении триста человек. Рома заведует отделом в подразделении самой известной энергетической компании. Каждый год в Битце пробегает лыжный марафон 50 километров за три с небольшим часа. Антон системный администратор на крупном научно-производственном предприятии. Все состоявшиеся, успешные люди.
И вот наступает день, когда мы можем выйти из красной зоны. Не сразу, но скоро мы вернемся к нашей привычной жизни. Будем восстановлены в правах здоровых людей. Снова будем сильные, энергичные, спортивные мужчины, на которых большая ответственность за происходящее в этом мире. Любящие мужья, заботливые отцы. Справедливые руководители. Защитники отечества. Будем радоваться жизни во всех ее проявлениях.
И никогда не забудем наших ангелов и красную зону, куда никому не желаем попадать.
